Мы в Америку въехали как раз на Хануку! И мы, конечно, отлично знали этот праздник. Все-таки некоторое отношение к еврейской культуре имели, хотя традиций не соблюдали. Несмотря на то, что по папиной линии все мужчины были раввинами. Папа и его брат стали первыми отщепенцами в весьма просвещенной религиозной семье. Такое было время! Мальчики и девочки из тихих еврейских местечек рвали с затхлым по их мнению прошлым и неслись навстречу светлому будущему, в котором религии места не было. Билеты на светлое будущее, в котором находилось место для любви и учения, войны, смерти и лагерей, были распроданы на много лет вперед. А когда после войны родились мы с сетрой, ужасное слово "еврей" долгое время не ранило детскую душу. И даже библейские истории, которыми папа нас развлекал, не шли ни в какое сравнение с приключениями древних греков, До сих пор помню, как я рыдала над крошкой Геллой. Только классе в четвертом я стала что-то про себя понимать, но этого было недостаточно, чтобы перестать стесняться своей фамилии. И даже после чтения дневника Анны Франк, даже после услышанных от родительский друзей страшных рассказов о лагерях, даже давая по морде дразнящим меня подонкам, мое еврейство в компании остальных разнообразных качеств, всегда оставалось сидеть на своем стуле. Принадлежность к еврейству не достижение. Это просто данность. А достижением можно считать огромную боль, заполняющую мое сердце. Это та боль, в которой моя память помнит о миллионах уничтоженных евреях. Она мне не тяжела. Она в моей крови. И в моем зрении. И в моей надежде на жизнь без жестокости, тупости и мрака.
